i 55852782446a6f06 - Страница 25

- Да никак, - он печально вздохнул. - Никто ничего так и не придумал касательно портала. - Я удовлетворённо кивнул: подозрения оправдывались. Службисты, может быть, и неприятные личности, особенно ввиду личных способностей и практически всемогущества организации, но идиоты там, как правило, не выживают. - А это действительно очень неприятно? Ну, процедура дознания.

- Очень мало кому нравится вторжение в собственные мозги. А опытные менталисты по-другому на близком расстоянии общаться не могут: если он сосредотачивается на человеке, то начинает его "щупать". Вообще их, наверное, даже можно в связи с этим пожалеть; но я воздержусь от подобной сентиментальности, увольте. Давай, выползай из-под кровати, очень мне не хочется надолго тут задерживаться. Объяснить, почему? - я насмешливо хмыкнул.

- Есть предположение, но я с удовольствием послушаю.

- Когда тобой интересуется Служба, - а я почти уверен, что меня, как говорится, уже "взяли на карандаш", - лучше находиться подальше от мест повышенного скопления этих товарищей.

- А разве это поможет? - поддел меня Тень.

- Нет. Но мне так будет спокойнее.

Из лагеря я ушёл без каких-либо эксцессов. Поговорил с тем целителем, который меня приводил в чувство, и, закинув на плечи вещмешок и скрутку с шинелью, торопливо двинулся к памятной дорожке. Поднимаясь на пригорок, не удержался и оглянулся на котлован.

Внутри что-то болезненно сжалось. Три наслаивающихся друг на друга в памяти пейзажа вызывали тоску и почти страх. Уютная деревня между холмами, пропахшее смертью пепелище и то, во что эта местность превратилась теперь. Мёртвая пустыня, один из многих шрамов на теле земли, оставленных войной. Сколько времени понадобится, чтобы он затянулся? Да, ручьи наполнят мёртвое озеро, может быть, даже пробьются сквозь спёкшуюся корку ключи. Только живым оно от этого не станет. Холодный пустой водоём с прозрачной водой на краю давно мёртвой деревни.

Наблюдая подобные картины, я понимаю, почему меня и мне подобных так боятся простые люди.

Я развернулся и, уже не оглядываясь, двинулся вверх по дороге. Сейчас её уже было сложно назвать заброшенной - военная техника и трактора прошлись по ней явно в больших количествах.

Да, пожалуй, я поторопился с выводами. Люди не дадут озеру восстановиться даже в том жалком виде, в каком это могло случиться естественным путём за не столь уж большой промежуток времени.

-- Встреча третья. Эхо войны.

Время встречи - 22 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия - окрестности посёлка Лесное Тарасовской области.

"...Тот, кто размешан с живою водою

выплеснут в лужу и предан забвенью;

я отправляюсь в леса за тобою,

чтобы успеть к твоему возрожденью."

Громкий лязг и грохот нагнал меня гораздо раньше, чем сам сухогруз. Длинная огромная машина, перебирая множеством железных конечностей, пылила по дороге, возвещая о своём движении за несколько вёрст, пугая птиц и прочую живность.

По посадке было видно, что машина нагружена под завязку, и даже больше. Кроме того, сухогруз был явно старый, ещё дореволюционный: современные столько шума не производят. Впрочем, это подтверждалось и внешним видом: неуклюжие очертания, простая череда квадратных ящиков, скреплённых между собой, и два ряда суставчатых ног. Современные машины куда аккуратнее и всё больше похожи на насекомое-прототип, скалапендру.

Старик же явно видал и лучшие годы: некоторые лапы заедали, сбивались с такта, одна нога (к счастью, не из ведущих) и вовсе была поджата под брюхо.

Без особой надежды я поднял руку, прося взять на борт. Перемещаться на попутках сподручнее, да и веселее, но этот может и не остановиться - пока затормозишь такую громадину, пока потом опять раскочегаришь...

Но водила, видимо, тоже заскучал: сухогруз принялся сбрасывать скорость и упираться в землю всеми конечностями поочерёдно. Естественно, остановился он отнюдь не рядом со мной, и пришлось пробежаться вдоль побитого ржавчиной борта.

Пока я добрался до кабины, водила уже выбрался наружу по трапу (в отличие от обычных пассажирских самоходок, и даже тракторов, сухогрузы на брюхо ложиться не умеют) и придирчиво ощупывал ближайшие ноги своего старого товарища, иногда отечески по ним похлопывая. На рысцой спешащего меня он смотрел с некоторым снисхождением, но вполне добродушно.

Форму я ни на что менять не стал - хотя бы потому, что особо и не на что, да и для дальней дороги она куда удобнее любой альтернативы, - но погоны с неделю назад всё-таки снял. Поскольку я в отпуске, это вполне допустимо, а передвигаться так куда сподручнее. Я ожидал положительного эффекта, но явно его недооценивал. Было неприятно осознать, насколько сильнее поднаторевший в воинских знаках различия народ сторонится обермастера при погонах, чем простого мужчину в офицерской форме неопределённого звания. Так что я временно самовольно присвоил себе внеочередное звание оберлейтенанта, и не пожалел. Нет, и до этого меня никто явно не избегал, но той лёгкости и доверительности, что появилась со сменой звания, не было.

- Здоров будь, офицер, - поприветствовал меня мужик, протягивая широкую сухую ладонь. Он и сам был весь как эта рука - широкоплечий, низкорослый и костистый, про таких обычно говорят "коренастый". Серые глаза из-под густых бровей, правда, глядели будто бы недобро, но это компенсировалось широкой обаятельной улыбкой. - Вольдим Райков, команданте танковых войск в запасе.

- И ты не хворай, командир! - я с улыбкой пожал протянутую руку. - Илан Стахов, оберлейтенант в отпуске.